нее слишком маленьким. Фентону всегда мерещилось, что он какой-то мелкий рядом с этими большими, дружелюбными и спокойными людьми. Этот мир принадлежал им, а не ему. Если кто и был тут ненормального роста, так это он, а не ганимедцы.

— Ну что? — спросила Кристин, и диафрагма, встроенная в шлем Фентона, завибрировала от ее голоса.

Он улыбнулся в ответ и покачал головой. Сам Фентон не считал, что влюблен в Кристин. Это было бы бессмысленно и нелепо. Они могли разговаривать только через металл и не могли коснуться друг друга иначе, чем через стекло и ткань. Они даже не могли дышать одним и тем же воздухом. Но он вдруг подумал о любви и насмешливо улыбнулся.

Фентон рассказал Кристин о том, что случилось, — в точности так, как все происходило. Пока он говорил, для него самого кое-что начало проясняться.

— Наверное, мне надо было подождать, — сказал Фентон. — Теперь я это понимаю. Пока я не провел на Ганимеде хотя бы месяц и не понял, что тут к чему, надо было держать рот на замке. Кристин, я просто вышел из себя. Если бы я знал об этом на Земле… Если бы ты мне написала…

— И отправила открытой почтой? — горько спросила она. — Теперь цензуре подвергаются даже приходящие письма.

Он кивнул.

— Значит, на других планетах будут продолжать считать, будто мы сами просили о таких переменах, — сказала Кристин. — Решат, что у нас ничего не получилось и мы сами попросились в приюты. Бен, мы это больше всего ненавидим. У нас тут все так здорово получается… Или получалось, пока…

Она замолчала.

Фентон тронул кнопку, которая заводила мотор, и развернул машину так, чтобы им была видна широкая долина, лежавшая ниже. Комплекс оказался у них за спиной, и теперь кроме дрожания бирюзового тумана над теплыми долинами, откуда поднималась выдыхаемая растениями влага, ничто не нарушало привольную ширь заснеженных холмов, перепоясанных широким рядом шагавших по всей планете башен.

— Он знает, что в приютах мы умрем? — спросила Кристин.

— Умрете?

— Думаю, да. Многие могут умереть. И наверное, у нас уже не будет больше детей. И даже мысль о том, что какие-нибудь наши праправнуки смогут жить на Ганимеде, не поможет нашему народу выжить. Конечно, мы не станем убивать себя, но и жить в приютах не сможем.

Она повернулась на сиденье машины и с тревогой вгляделась в лицо Фентона за стеклом его дыхательной маски.

— Бен, если бы на других планетах знали, если бы мы сумели передать им как-нибудь… Как ты думаешь, они бы помогли нам? Кто-нибудь помог бы? Мне кажется, да. Может быть, не те, кто вырос на Земле. Они-то нас не поймут до конца. Но другие, Бен, думаю, ради собственной безопасности, они бы стали нам помогать, если бы узнали. Такое может случиться с любой группой планетарного инкубатора, на любой планете. Бен…

Скользящая по снегу голубая тень привлекла внимание Кристин, и она оглянулась посмотреть, что там такое.

Удар перевернул машину.

Как-то приглушенно Фентон услышал скрежет металла вокруг себя — их мобиль налетел на укрытые снегом скалы. В звенящей тишине, пока машина замерла неподвижно, еще не начав выправляться, Фентон ощутил во рту кровь, почувствовал, как тяжело навалилась на его плечо Кристин, увидел черный контур собственных рук с растопыренными пальцами, прижатыми к стеклу в попытке оттолкнуть белый снег.

Машина ударилась о выступ, резко клюнула носом и полетела вниз, все быстрее и резче после каждого толчка. Синяя крылатая тень развернулась и еще раз промчалась над ними.

Контуры рук двигались быстро. Фентон понимал, что они вертят руль, дергают, хватают рычаги, которые едва чувствуются. Мотор без нагрузки взревел, и машина прыгнула вперед, прямо вниз, на гладкий снег.

И тут последовал второй удар.

Задняя часть машины поднялась, бросив Фентона и девушку на мягкую переднюю панель и толстое ударопрочное лобовое стекло; оно выскочило из креплений и где-то снаружи превратилось в вихрь сияющих осколков. Траки заскрипели — машина приземлилась на голую скалу, и вокруг тучей взметнулся снег. Машина прыгнула еще раз, к самому краю склона, и повисла, качаясь, над обрывом в сотню футов высотой.

Потом началось падение, показавшееся бесконечным. У Фентона было время решить, что инстинкт его не подвел. Падение — самый безопасный выход. Машина внутри имела мягкую обивку, была снабжена хорошей системой амортизации, и падение они переживут лучше, чем еще одно попадание бомбы.

Тут они ударились о землю, подскочили, ударились еще раз — во все нарастающем вихре льда, камней и снега. Удары сменились взрывами бомб, а потом — темнотой и полной тишиной.

Поодиночке никто из них бы не выжил. От Кристин потребовалась вся ее сила и жизнестойкость уроженки Ганимеда, чтобы уберечься от серьезной травмы, а от Фентона — знание механики да еще гнев.

Под плотной тридцатифутовой толщей постепенно замерзающих обломков Фентон ободрял девушку, когда даже ее упорство начинало таять. У него была сломана рука, но он держался изо всех сил, не обращая внимания на боль, лишь бы не упустить драгоценное время. Под снегом оказалось немало воздуха, и Кристин было чем дышать, а костюм и маска у Фентона имели достаточную прочность, чтобы выдержать даже такое испытание.

Ртутно-паровую турбину, которая служила для машины источником энергии, нужно было починить и пустить заново. Это отняло много времени. Но все получилось. Фентону требовалось тепло, выделявшееся при работе турбины. Очень медленно, очень осторожно, используя часть обшивки турбины вместо щита, они проплавили себе путь на поверхность.

Оседавшая порода дважды чуть не раздавила их. Однажды край щита придавил Кристин так, что она не могла выбраться сама, и их спасла тогда только ярость Фентона. Когда над головой осталась лишь корка замерзшего снега, в затененных местах Фентон осторожно проделал небольшие щели и подождал, чтобы убедиться — ни один вертолет их не караулит. Тогда они вылезли.

На снегу остались следы — было видно, что вертолет садился, а люди подходили к краю провала и даже немного спускались вниз.

— Кто это был, Бен? — спросила Кристин, глядя на следы.

Он не ответил.

— Бен… твоя рука. Как тебе…

— Кристин, мне надо вернуться в Комплекс, — вдруг сказал он, не слушая ее. — Побыстрее.

— Ты думаешь, это Торрен? — с испугом спросила она. — Но, Бен, что ты можешь сделать?

— Торрен? Может быть. А может, Брайн. Не знаю. А мне очень надо узнать. Помоги мне, Кристин. Идем.

— Тогда сначала в деревню, — твердо сказала она, поддерживая своей мраморной твердости рукой его под локоть. — У тебя ничего не получится, если мы